Читаем без скачивания Полведра студёной крови[СИ] - Артем Мичурин

В детстве, когда мир ещё был иным, и пускать в ход нож при выяснении отношений считалось зазорным, я дрался часто. На вид был щуплым, но жилистым. Худоба многих вводила в заблуждение. Более высокие и упитанные пацаны норовили подойти вплотную, едва ни упираясь грудью в мой нос, чтобы сверху вниз смерить взглядом дерзкого шкета. Обычно, моя макушка была последним, что они видели, перед тем, как полюбоваться небом. Короткий правый в подбородок, и детина падал навзничь. Правда, бывало и наоборот. Драться меня учил Валет. Он говорил: "Если надумал бить, бей так, чтобы убить. Сомнения в драке — последнее дело". Хотя сам он кулаки в ход пускал редко — только когда под рукой не было ничего, чем можно отоварить. Однажды я видел, как мой благодетель отхуярил собутыльника геранью в горшке.

Ткач шёл вперёд, казалось, без малейших опасений. Самоуверенный поганец. Стоит его осадить.

Я выждал, пока тяжело ступающий по глубокому снегу драчун приблизится на расстояние удара и, пользуясь преимуществом в длине рук, пробил первым. Ткач пошатнулся, схлопотав двойку в рыло, и рванул вперёд. Мне стоило немалых трудов вовремя отскочить в сторону. Алексей-давайпочестному-Ткачёв, схватив вместо моих ног воздух, споткнулся и нырнул мордой в снег.

— Может, хватит уже? — осведомился я, благородно позволяя сопернику с честью выйти из поединка.

— Я тебе зубы в глотку затолкаю, — отверг он моё щедрое предложение, поднимаясь.

— И что дальше?

— Дальше? Пойду назад.

— К чему, Алексей? К бутылке?

— А хоть бы и так.

Он заревел и, по-медвежьи ринувшись вперёд, нанёс размашистый крюк правой.

Кулак лишь чиркнул мне по скуле, но поспешное отступление вынудило меня завалиться на спину.

Ткач, ни секунды не раздумывая, прыгнул. И откатился, схлопотав каблуком в нос.

Однако это его не остановило. Он ухватил меня за штаны и потянул на себя. Через мгновение я уже лежал под его стокилограммовой тушей и закрывал голову локтями от падающих сверху ударов.

Но бить лежачего в толстой зимней одежде — дело неблагодарное. Очень скоро Ткачу надоело месить мои рукава, и он решил попытать счастья, закормив меня снегом.

Сукин сын. Я сожрал, наверное, с полкило этой дряни, лишь бы не задохнуться, прежде чем сумел нащупать большим пальцем левый глаз Ткача.

Гадёныш заорал и откатился в сторону.

— Тварь!

— Уймись!

Но не тут-то было. Воспылавший жаждой отмщения Ткач рванул в атаку, снова получил в едальник, но сумел, тем не менее, схватить меня за ворот обеими руками и неожиданно резко сунул мне в морду лбом.

Вспышка боли сменилась накатившей чернотой, сквозь которую я почувствовал, как что-то тяжёлое врезается мне в скулу, и упал на колено. Должно быть, это меня спасло. Следующий крюк просвистел над моей головой, и я ударил не глядя. Как оказалось — очень удачно.

Ткач завыл и, сложившись пополам, бухнулся набок.

— Су-у-ука!

Я чуть отполз и тоже растянулся на снегу, переводя дыхание, пока мой визави страдал от своего ущемлённого достоинства.

— Подлая тварь, — продолжал скулить Ткач, корчась.

— Это случайность, Алексей, — успокоил я его. — Если бы я бил зряче, ты уже ссал бы кровью. Ну, на сегодня закончили?

В ответ Ткач промычал что-то неразборчивое, уткнувшись мордой в снег.

— Вот и славно. У нас ещё полно дел.

Глава 17

Вещи. Насколько сильно мы зависим от них? Если лишиться в одночасье значительной части барахла, ответ станет очевиден. Эволюция не просто поставила обезьяну на две ноги, она дала её в руки палку, что гораздо важнее. Обезьяна раскроила палкой несколько черепов. Это пришлось ей по вкусу. А что если привязать к палке вон тот острый камень? Охуенно! Теперь можно раскалывать черепа побольше и сдирать с их обладателей шкуры. В шкуре тепло. С камнем на палке не страшно. К чёрту животное существование! Пора выйти из пещеры и поставить этот убогий мирок раком!

О да, упакованные под завязку обезьяны отымели всю планету. Как только они осознали окружающий мир не просто средой обитания, но строительным материалом, эволюция стала им не нужна. Обезьяна окончательно распрямила спину и назвала себя человеком — венцом творения. Собственного творения.

Но что случится, если лишить человека основных завоеваний, тех, что ставят его несоизмеримо выше любого существа на планете — вещей? Он окажется беззащитен. Беспомощен. Жалок. С вершины пищевой пирамиды голый и замёрзший человек скатится прямиком к её подножию, где даже обезьяна, по привычке опирающаяся на все четыре лапы, сможет употребить его, как заблагорассудится.

Выводы? Человек — не высшее существо. Человек — вещи вокруг деградировавшего организма, который знает, как ими пользоваться. Уберите вещи, и получите…

— Пиздец, — Ткач сидел над уцелевшим барахлом, сваленным в небольшую кучу, и сокрушённо качал головой: — Это полный пиздец.

— Ты же спас печку! — пнул я пузатого чёрного монстра. — А говоришь, "пиздец".

— Иди нахуй со своими шутками, — устало огрызнулся Алексей, не оборачиваясь.

— Знаешь, за последние десять минут ты уже трижды послал меня нахуй. Должен заметить, что такое поведение контрпродуктивно. Оно ведёт к эскалации конфликта и совершенно не способствует выходу из сложившейся ситуации.

Ткач обернулся, и губы его скривились, не обещая ничего нового.

— Стоп, — предостерегающе поднял я указательный палец.

Алексей, зажав кулаком одну ноздрю, шумно высморкался, встал и надел лыжи.

— Далеко собрался?

— Я возвращаюсь.

— Куда?

— В Соликамск, а там посмотрим.

— Я бы на твоём месте этого не делал.

— И почему же? — Ткач закинул на плечи сидор и натянул рукавицы.

— За твою голову там объявлена награда, — заметив удивление на решительной до того ткачёвской физиономии, я поспешил исправить свою "промашку" и объясниться: — О… Я не говорил тебе? Извини. Видишь ли в чём дело, Саманта — эта милая женщина — решила воспользоваться столь удачно сложившимися обстоятельствами с нашим походом, и дала мне задание. В Карпинске. Это недалеко от Камня. Надо замочить одну старушку — делов на день, не больше. Не мог же я отказать ей в такой мелочи.

— И? — Ткач смотрел на меня, не мигая.

— И, памятуя о твоей ключевой роли в этом походе, я попросил Саманту об ответной услуге — замочить тебя, если вернёшься один. Ей идея понравилась.

— Ах ты… — скрипнул Ткач зубами.

— Я же извинился.

— Иди к чёрту, — его указательный палец даже сквозь рукавицу так агрессивно смотрел в мою сторону, что, казалось, из него вот-вот вылетит пуля. — К чёрту!

— Однажды, возможно. Но сейчас у меня другие планы. И ты по-прежнему в них. Так что прекращай истерить, и давай-ка займёмся делом.

Среди спасённого Ткачём барахла оказалось: буржуйка, палатка, один спальник, две подстилки, часть тёплой одежды, используемой на стоянках, котелок, канистра со спиртом, ящик с инструментами и…

— Мешок чеснока?

— Я не видел что там, — попытался оправдаться Алексей. — Брал, что под руку подвернулось.

— Мешок чеснока…

— Хватит уже! Заладил.

— По крайней мере, цинга нам не грозит.

— Что жрать будем?

— То, что подстрелим или поймаем. Красавчик поможет.

Животное, услышав свою кличку, настороженно склонило вбок лохматую голову.

— Я за всё время ни разу тут следов не видел. А что если здесь дичи вообще нет? — не унимался Ткач.

— Алексей, — я подошёл к нему и, взяв за плечо, отвёл в сторону. — Хватит тупить.

— Чего?

— У нас, как минимум, два с половиной центнера питательной белковой пищи, способной передвигаться своим ходом.

— Ну… — Ткач исподлобья глянул на пятерых уцелевших красавиц.

— Только не надо убивать их раньше времени. И пугать не надо. Чем дольше они будут надеяться на благополучный исход, тем меньше у нас возникнет проблем. Усёк?

— Мне не нравится эта идея.

Да блядь! Как ты заебал своими капризами! Ей богу, сука, ещё раз выведешь меня — самого разделаю и скормлю нахуй этому вьючному гарему! Жирнее будут!

— Алексей, — примирительно развёл я руками, задавив в себе гневную тираду, — мы сейчас не в том положении, чтобы воротить нос.

— Я не…

— …каннибал? А никто и не говорит об этом. Ты не каннибал, я не каннибал. Мы оба предпочтём свинину или говядину человечине. Но, Алексей, так уж вышло, что у нас нет ни свинины, ни говядины. И не надо тут целку из себя строить. В Москве парную кровь хлестал и не морщился, а тут — глядите-ка — идея ему не нравится.

— Это совсем другое.

— Серьёзно? А в чём разница?

— Кровь — не мясо.

— Ешь печень, я уступлю, скрепя сердце. Могу, кстати, и его пожертвовать. Ливер человечий тебе религия жрать не запрещает?

— При чём тут религия? — скривился Ткач. — Это просто… скотство какое-то.